Всё, что я о ней помню - Бородачев Антон

За окном начинался дождь. Первый за долгое время.

Следующие несколько дней прошли очень ровно. Мы старались не говорить о расставании и, как могли, наслаждались теми моментами, которые еще у нас оставались. Моя книга приближалась к экватору, и в один из дней я даже позволил Кристине прочитать в ней несколько первых глав, хотя обычно избегал чего-то подобного до тех пор, пока работа не будет завершена полностью. Пока она читала отрывок из моей книги, я сидел в другом конце комнаты и внимательно следил за реакцией на ее лице. Когда она смеялась, я спрашивал ее о том, что ее насмешило. Когда хмурила брови — подходил и сам вглядывался в текст из-за ее плеча, чтобы понять, какой отрывок вызвал у нее подобную реакцию. Каждый раз, принося ей несколько новых глав, я чувствовал, что у меня потеют ладони. Я боялся, что книга может ей не понравиться. Но в то же время ее мнение по этому поводу было для меня важным, как никогда.

— Так странно и в то же время приятно, чувствовать себя героиней книги, — сказала Кристина и улыбнулась мне, поднимая глаза над краем моего ноутбука. — Я даже не думала, что ты и вправду решишь написать обо мне. Я сама всегда казалась себе довольно заурядной личностью.

— Не вини себя, — проговорил я и, улыбнувшись, поцеловал ее в лоб. — Ожившие призраки — это всегда скучно.

Мы рассмеялись, и с этого момента все стало медленно возвращаться на круги своя. Мы чаще проводили время вместе. А когда в Татрах пошли дожди, стали регулярно сбегать от реальности, устраивая для себя пикники у Балтийского моря. В мирах «Мон-Сен-Мишеля» погода не менялась никогда. И в эти дни я был особенно рад этому. Я снова пересказывал Кристине сюжеты своих любимых фильмов, а она продолжала терзать меня одними и теми же мелодиями из плеера. Мы слушали группу Honne, когда нам хотелось молчать, и Röyksopp, когда мы начинали болтать о всяких глупостях. Я чувствовал себя счастливым, и иногда мне хотелось кричать от этого чувства. Наша жизнь потихоньку превращалась в один бесконечный «День Сурка», и день за днем мы проживали одни и те же события снова и снова.

Кристина оставляла меня только в те часы, когда я начинал работать над своей книгой. Я писал 7 или 8 страниц в день, а потом возвращался к началу и вновь начинал что-то править в тексте или переписывать. Иногда я набирал на экране какое-то предложение и вдруг останавливался прямо посередине, ловя себя на мысли, что каждое новое слово приближает меня к концу. Я обещал, что закончу роман и уеду. И осознание этого вгоняло меня в ступор.

В такие моменты я часто невольно пытался выиграть для нас еще немного времени. Хотя чувствовал, что с каждый днем «Мон-Сен-Мишель» постоянно ворует у меня что-то. Мои волосы теперь были такими же седыми, как и у Спильмана, а кожа на руках начинала трескаться от постоянного холода. Теперь по ночам я спал уже под двумя одеялами, но даже это не всегда помогало согреться по-настоящему.

Когда лето сменилось осенью, дожди в Татрах стали почти постоянным явлением. Кристина обычно смотрела на них из окна. А я иногда выходил на порог отеля, наливал себе кружку чая, кутался в одеяло и подолгу смотрел на непрекращающийся ливень, шумящий где-то впереди. В таких моментах было что-то медитативное, как будто только дождь помогал мне не думать ни о чем. И именно поэтому я всегда запоминал в нем все до малейших деталей. Я помню грязно-серое небо, висящее низко над горами. Помню запах прохлады в воздухе и вид сосен, едва заметно покачивавшихся на ветру. И помню тот момент, когда эти картины впереди вдруг показались мне одновременно странными и неполными, словно из пейзажей вокруг пропала какая-то очень важная деталь, но я никак не мог понять, что именно это было.

Когда я, наконец, нашел ответ, эта мысль пронзила меня, как раскат молнии. Я искал глазами туман впереди, но вместо него видел только облака, которые в этот момент висели очень низко над склонами. Дорога была открыта. По крайней мере, мы могли попытаться выбраться в город. Но в то же время это означало, что уже сегодня я мог потерять Кристину навсегда. И от понимания этого по моей коже пробежала дрожь, как будто кто-то вдруг впрыснул мне в вены ледяную воду.

Скинув с себя одеяло, я поднялся с места и сделал несколько шагов вперед. Струи воды стекали вниз с козырька у главного входа, а затем падали на землю, тут же превращаясь в десятки крошечных луж. Ветер бросал мне в лицо холодные капли. Я стоял у самой кромки дождя, пытаясь понять, насколько реальным было все то, что я видел. Туман рассеялся, и понимание этого было одновременно пугающим и невероятным. Я ловил губами холодный воздух с запахом дождя и никак не мог пошевелиться.

В этот момент все мои мысли были связаны с Кристиной. Я вспомнил Юодкранте и тот момент, когда увидел ее в первый раз; вспомнил дюны у моря и шум волн, из-за которого наши разговоры с ней всегда звучали приглушенно. Мне казалось с того времени прошло уже тысячу лет. Я словно прокручивал в голове воспоминания о прошлой жизни — и эта мысль неожиданно заставила меня улыбнуться.

А еще я вспомнил тот поцелуй на вокзале, когда я провожал ее домой больше года назад, и пустые разговоры, за которыми мы постоянно прятали что-то большее. Я ведь уже терял ее тогда. И в этот момент я вдруг поймал себя на мысли, что я больше не боялся этого чувства. Я был благодарен вселенной за каждую секунду, проведенную с ней. И у меня просто не было права просить от нее чего-то большего.

Я вспомнил три жизни, которые мы прожили с ней вместе — одну в Юодкранте, другую здесь, в «Мон-Сен-Мишеле», и третью в том придуманном мире в небольшом доме у парка, где у нас была собака по имени Валли и двое прекрасных детей. Я был счастлив в каждой из них, но в то же время точно понимал, что сейчас я должен проститься со всем этим.

Я говорил себе, что сохранить это чувство, можно только отпустив ее навсегда, пока наша персональная Страна Чудес окончательно не превратилась в Страну Кошмаров. Верил ли я в небо и ангелов? Наверное, нет… Но сейчас мне все равно хотелось надеяться, что у Кристины еще оставался шанс на то, чтобы оказаться в каком-то лучшем мире, чем этот.

Я любил ее и именно поэтому должен был отпустить. И в этот момент я, как никогда, четко понимал это. Щурясь от дождя, я вглядывался вдаль, пытаясь решить для себя, какой дорогой нам лучше добираться в город? Дождь застилал собой все, и в этот момент я видел вокруг себя только бесконечные лужи и темные силуэты деревьев рядом с ними. Глядя куда-то вперед, я вспомнил свой первый день в «Мон-Сен-Мишеле», вернее, тот момент, когда мы с Кристиной попали под проливной дождь, возвращаясь к отелю. Тогда ливень почти не касался ее, и в сложившейся ситуации это казалось мне серьезным преимуществом. Если мы собирались пробираться к городу, мне стоило бы подыскать для себя какой-то зонтик или дождевик. В противном случае этот путь мог превратиться в серьезное испытание на прочность. По крайней мере, для одного из нас.

Примостившись на ступеньках у самого края дождя, я просто сидел и сидел там, взвешивая в голове все возможные варианты. Может нам стоило подождать окончания ливня? Или, наоборот, не рисковать, чтобы туман вокруг отеля вдруг не появился снова? Вопросы без ответов. Я растворялся в них, все больше и больше теряя счет времени. Мои ноги промокли, а с волос то и дело катились капли дождя. Но в этот момент я уже почти не придавал этому значения. И единственное, что я ощущал очень четко — это окружающая тишина, которая теперь скорей была внутри меня, чем снаружи.

Когда я, наконец, вернулся в номер, Кристина, как и прежде, ждала меня у окна.

— Где ты был так долго? — спросила она.

— Там, внизу… Смотрел на дождь.

— Ты весь мокрый… Давай я принесу полотенце.

— Нет, не надо, — проговорил я и схватил ее за руку в тот момент, когда она проходила мимо. В глазах Кристины мелькнул испуг, но уже в следующую секунду ему на смену пришло нечто другое — какое-то любопытство и нетерпение. Она вглядывалась в мои глаза, пытаясь прочитать в них что-то. А потом сказала: «Не молчи… Ты пугаешь меня… Что случилось»?